История одной терапии
я не знаю, что делать
— Ко мне на терапию ходит парень...Ну, как парень? Мужчина... помладше меня.
Но я бы всё-таки назвала его «парнем» по интересам и жизненным трудностям.
Кажется, что когда человек плюс-минус младше, его легче понять: знакомы проблемы его возраста, близки жизненные ориентиры.
Но нет. Я с ним, как по минному полю, хожу...
Но я бы всё-таки назвала его «парнем» по интересам и жизненным трудностям.
Кажется, что когда человек плюс-минус младше, его легче понять: знакомы проблемы его возраста, близки жизненные ориентиры.
Но нет. Я с ним, как по минному полю, хожу...
Запрос. Он обратился с проблемами общения с другими людьми. Жалуется, что в отношениях быстро теряет интерес к взаимодействию. Неуверен в себе, переживает апатию, угрюмость. Говорит о потере интереса к жизни, причём «очень давно» (это цитата).
Сетует на стресс, тревогу, хроническое ощущение своей никчемности.
Сетует на стресс, тревогу, хроническое ощущение своей никчемности.
Особенности терапевтического сеттинга. В терапии полгода. Встречи не пропускает, не переносит, не опаздывает.
Но я остаюсь с ним в стойком преконтакте, где каждый сеанс — это новая попытка углубиться в себя, которая не завершается ничем, кроме ориентировки. Мы словно каждый раз заново знакомимся.
Я не понимаю, куда дальше двигаться, и зачем. Каждую сессию начинаю я.
С простых вопросов о погоде и работе, пытаясь разрядить обстановку и начать беседу. Если бы я ни о чём не спрашивала, не известно, сколько бы мы так молчали.
У почти никогда нет запроса, он не рассказывает, о чём думал между сессиями, в чём сомневался.
...Потом я задаю вопрос: чего хочется сегодня? О чём сегодня будем говорить, про что работать?
Клиент Л. каждый раз не знает. Просьба сориентироваться встречает у него гримасы, на лице непонимание, что от него хотят.
Он закатывает глаза к небу и морщит лоб, иногда закрывает глаза, чтобы сосредоточиться. Повисают большие паузы.
У меня возникает ощущение, что я всю сессию тащу его на себе. Несколько раз я делаю попытку наладить доверие, протянуть ниточку с темы из прошлой сессии и...как об стенку горох!
Как правило, он ничего с прошлой сессии не помнит, или помнит факт обсуждения, но к теме возвращаться больше не хочет. Дважды обсуждать одно и то же нет резона, а в жизни нет какой-то событийной новизны.
Режим жизни: работа-дом. Сейчас нет отношений, на встречи не ходит, новые хобби не ищет. Рассказывает о событиях, которые его когда-то волновали, но это, по его собственным словам, дело прошлое.
Но я остаюсь с ним в стойком преконтакте, где каждый сеанс — это новая попытка углубиться в себя, которая не завершается ничем, кроме ориентировки. Мы словно каждый раз заново знакомимся.
Я не понимаю, куда дальше двигаться, и зачем. Каждую сессию начинаю я.
С простых вопросов о погоде и работе, пытаясь разрядить обстановку и начать беседу. Если бы я ни о чём не спрашивала, не известно, сколько бы мы так молчали.
У почти никогда нет запроса, он не рассказывает, о чём думал между сессиями, в чём сомневался.
...Потом я задаю вопрос: чего хочется сегодня? О чём сегодня будем говорить, про что работать?
Клиент Л. каждый раз не знает. Просьба сориентироваться встречает у него гримасы, на лице непонимание, что от него хотят.
Он закатывает глаза к небу и морщит лоб, иногда закрывает глаза, чтобы сосредоточиться. Повисают большие паузы.
У меня возникает ощущение, что я всю сессию тащу его на себе. Несколько раз я делаю попытку наладить доверие, протянуть ниточку с темы из прошлой сессии и...как об стенку горох!
Как правило, он ничего с прошлой сессии не помнит, или помнит факт обсуждения, но к теме возвращаться больше не хочет. Дважды обсуждать одно и то же нет резона, а в жизни нет какой-то событийной новизны.
Режим жизни: работа-дом. Сейчас нет отношений, на встречи не ходит, новые хобби не ищет. Рассказывает о событиях, которые его когда-то волновали, но это, по его собственным словам, дело прошлое.
Динамика. В последнее время ситуация совсем накалилась. Я жду его визита теперь только с напряжением.
— Почему?
— Да потому что он непременно хотя бы раз поднимет вопрос об окончании терапии!
Но я-то его не держу! Мы раз за разом проговариваем вопрос завершения, и каждый раз он остаётся. Как-то я спросила: «Зачем тогда ходишь на терапию?».
Ответ: «Вот и я о том же думаю!»
Однажды мы вышли на внутреннюю установку, что я заведомо НИЧЕМ помочь ему не могу.
Он уже пришёл с таким убеждением и просто проверял его всё это время.
А сейчас окончательно убедился.
Мне же сдаётся, что наше взаимодействие — и есть цель терапии — попросту бодаться. Ему как будто нравится макать меня в то, что я ничем ему помочь не могу.
— Пожалуйста, найди нового человека.
— Нет, - говорит, - я не хочу по десять раз о себе рассказывать разным людям.
...О желаниях и потребностях и смысла нет говорить! Как только мы подбираемся к желаниям, целям или мечтам, Л. «вылетает» из темы: то обнаруживая сиюминутную «глухоту» (повторите вопрос, я прослушал), то расфокусируя взгляд.
Догадываюсь, что в этот момент он меня не воспринимает, ни в каком пресловутом «здесь и сейчас» не пребывает. В такие моменты он начинает новые ответвления от темы и новые разглагольствования.
Я упорно ищу в состоянии клиента ниточку, которая бы развязывала этот гордиев узел из тоски, одиночества, потери интереса к жизни, обиды.
Но не нахожу.
— Почему?
— Да потому что он непременно хотя бы раз поднимет вопрос об окончании терапии!
Но я-то его не держу! Мы раз за разом проговариваем вопрос завершения, и каждый раз он остаётся. Как-то я спросила: «Зачем тогда ходишь на терапию?».
Ответ: «Вот и я о том же думаю!»
Однажды мы вышли на внутреннюю установку, что я заведомо НИЧЕМ помочь ему не могу.
Он уже пришёл с таким убеждением и просто проверял его всё это время.
А сейчас окончательно убедился.
Мне же сдаётся, что наше взаимодействие — и есть цель терапии — попросту бодаться. Ему как будто нравится макать меня в то, что я ничем ему помочь не могу.
— Пожалуйста, найди нового человека.
— Нет, - говорит, - я не хочу по десять раз о себе рассказывать разным людям.
...О желаниях и потребностях и смысла нет говорить! Как только мы подбираемся к желаниям, целям или мечтам, Л. «вылетает» из темы: то обнаруживая сиюминутную «глухоту» (повторите вопрос, я прослушал), то расфокусируя взгляд.
Догадываюсь, что в этот момент он меня не воспринимает, ни в каком пресловутом «здесь и сейчас» не пребывает. В такие моменты он начинает новые ответвления от темы и новые разглагольствования.
Я упорно ищу в состоянии клиента ниточку, которая бы развязывала этот гордиев узел из тоски, одиночества, потери интереса к жизни, обиды.
Но не нахожу.
Переживания. Клиент Л. не принимает себя в состоянии угрюмости. Будто угрюмость — недуг какой-то, который надо искоренить. В фантазии клиента цель терапии — начать радоваться, а когда радость возникнет, то её удержать.
Надо стать позитивным человеком.
Надо, чтобы радость возникала сама собой, как у других.
Я ему рассказываю, что радость вообще из всех чувств самая мимолетная, она возникает внезапно, точно не принудительно, и рассеивается также — внезапно.
Радость возникает в ответ на отдавание, приходит на «пустое место», на место отданного материала. Проще говоря, чтобы возникла радость, нужно освободить место в сознании: выразить, сотворить или поделиться.
А куда радости «войти», если место внутри уже занято?! Л. переполнен претензиями к себе к миру, а освободиться от претензий не готов.
На мой взгляд, было бы полезно размещать свои мысли и эмоции здесь, в безопасном пространстве, где их никто не видит.
Ответ: А смысл? А это точно поможет? А если мне станет ещё хуже, и потом я совсем развалюсь?
Л. боится выразить чувства и расклеиться. СТЫДНО, ЧТО Я ВСЁ ЭТО В СЕБЕ ПОКАЖУ.
Я спрашиваю Л., поможет ли ему мысль о том, что это моя работа — встречаться с разными проявлениями? Поможет ли ему то, что это очень по-человечески — переживать?
Что он всё равно останется в моих глазах человеком взрослым, серьёзным?..
Ответ: нет, стыдно всё равно. Вот были двое людей, которым я доверял все, а теперь их нет.
И после них никто таким доверенным лицом уже не станет.
Я спрашиваю, могу ли я когда-то стать таким человеком?
Ответ: нет. Не можете.
Надо стать позитивным человеком.
Надо, чтобы радость возникала сама собой, как у других.
Я ему рассказываю, что радость вообще из всех чувств самая мимолетная, она возникает внезапно, точно не принудительно, и рассеивается также — внезапно.
Радость возникает в ответ на отдавание, приходит на «пустое место», на место отданного материала. Проще говоря, чтобы возникла радость, нужно освободить место в сознании: выразить, сотворить или поделиться.
А куда радости «войти», если место внутри уже занято?! Л. переполнен претензиями к себе к миру, а освободиться от претензий не готов.
На мой взгляд, было бы полезно размещать свои мысли и эмоции здесь, в безопасном пространстве, где их никто не видит.
Ответ: А смысл? А это точно поможет? А если мне станет ещё хуже, и потом я совсем развалюсь?
Л. боится выразить чувства и расклеиться. СТЫДНО, ЧТО Я ВСЁ ЭТО В СЕБЕ ПОКАЖУ.
Я спрашиваю Л., поможет ли ему мысль о том, что это моя работа — встречаться с разными проявлениями? Поможет ли ему то, что это очень по-человечески — переживать?
Что он всё равно останется в моих глазах человеком взрослым, серьёзным?..
Ответ: нет, стыдно всё равно. Вот были двое людей, которым я доверял все, а теперь их нет.
И после них никто таким доверенным лицом уже не станет.
Я спрашиваю, могу ли я когда-то стать таким человеком?
Ответ: нет. Не можете.
Мои переживания в сессии. Я чувствую усталость, печаль, бессилие. Оцениваю работу как трудную. Приходится каждый раз себе объяснять, зачем я здесь.
Приходится с собой торговаться: я ведь выполняю не бесполезную работу,да?!
А вдруг бесполезную?
Я дружелюбна, но мне это надоело, особенно после встреч с его угрюмым, недовольным выражением.
Как дура какая-то: вечно мила, всегда приветлива.
Чувствую, что Л. не пускает меня ни в одну из своих тем. Он приходит откровенничать, но я-то ощущаю, что я — чужой ему человек, он мне не доверяет.
Приходится с собой торговаться: я ведь выполняю не бесполезную работу,да?!
А вдруг бесполезную?
Я дружелюбна, но мне это надоело, особенно после встреч с его угрюмым, недовольным выражением.
Как дура какая-то: вечно мила, всегда приветлива.
Чувствую, что Л. не пускает меня ни в одну из своих тем. Он приходит откровенничать, но я-то ощущаю, что я — чужой ему человек, он мне не доверяет.
Терапевтические гипотезы. Л. ждёт от меня верных решений, упражнений, способов. Волшебную таблетку ждёт.
Ждёт, что я пойму его так же точно, как он хочет быть понят, и подберу ключ влияния.
Себе он оставляет всё рациональное, всё принимаемое, стройное и логичное.
А мне — всё отчуждаемое, чувственное, непонятное. Копайся, Юля. Найди нужные кнопки. Пойми меня лучше, чем я сам себя понимаю.
Но даже после того, как я «понимаю», описываю ему его же способы поведения, и даже подбираю те самые слова, которые он иногда сам затрудняется сформулировать, поддержку он не берёт. Даже если я показываю своё сочувствие, наклоняюсь к нему, останавливаюсь в паузе, фокусирую его в паузе, смотрю поддерживающим взглядом, глаза клиента Л. остаются стеклянными, и он ждёт, что будет дальше, не фокусируясь на обсуждаемом и не заостряя внимания.
Есть у меня гипотеза, что наше общение похоже на какой-то контакт в его жизни: затяжной, мучительный и безрезультатный.
— Я думаю, тебе стоит двигаться в сторону актуализации его злости. Найти злость, встретиться с ней и поддержать её выражение.
Пусть он проживает выход гнева, стыд от гнева и обнаружит, что ничего страшного не происходит.
Это процесс его оживления через гнев.
Если ты не испугаешься такого опыта, вы можете накопать много чего интересного про него и для него.
Его случай интересный.
В жизни каждого психотерапевта есть случаи, которые здорово тренируют опору и терапевтическую позицию. Ты можешь стать классным психотерапевтом, со специализацией на гневе.
У тебя самой как со злостью-то?..
Пусть он проживает выход гнева, стыд от гнева и обнаружит, что ничего страшного не происходит.
Это процесс его оживления через гнев.
Если ты не испугаешься такого опыта, вы можете накопать много чего интересного про него и для него.
Его случай интересный.
В жизни каждого психотерапевта есть случаи, которые здорово тренируют опору и терапевтическую позицию. Ты можешь стать классным психотерапевтом, со специализацией на гневе.
У тебя самой как со злостью-то?..
Продолжение следует.