Тревожность
откуда берётся серое облако?
Тревожность: её уникальность и обыденность. Каждый день в терапию приходят клиенты с тревожными расстройствами. Тревожные расстройства включают в себя: тревожность как состояние, панические атаки, бессоницу, фобические реакции и ещё множество различных оттенков неуспокоенности. Тревожность прячется под телесными симптомами или явно сигналит о себе.
Каждый второй тревожный клиент считает, что с ним происходит катастрофа, нечто уникальное. Каждый первый — что тревога с ним именно происходит, извне приключается.
Тревожный человек считает, что ему просто не повезло: «Остальные живут, и у них всё хорошо, а я тревожусь». Если же посчитать обращения с тревогой, оказывается, причина обыденна. Скорее уж люди без тревоги находятся в меньшинстве.
С нашим темпом жизни удивительно не-являться тревожным человеком. Мы далеки от природы, её естественных ритмов. Мы наблюдаем смену времён года из окон бетонных коробок. Живём в условиях, которые созданы до нас, и мы в основном пользуемся ими в готовом виде, а не ваяем сами. Мы не включены в жизнь осмысленно и не ощущаем её кончиками пальцев, а себя — творцами. Постоянно торопимся и воспринимаем происходящее по большей части зрительно, плоско. И много наблюдаем вместо того, чтобы участвовать.
Мы волнуемся, когда не хватает денег и... когда снова их не хватает. Для большинства из нас проблема — отсутствие средств, а не цели. Причиной тревоги нередко оказывается привычка всё контролировать: время, финансы и других людей.
Мы сидим онлайн и постоянно контролируем других онлайн. А эти другие всё равно нам не подвластны, что само по себе — условия для перманентного стресса.
Поэтому в современных условиях нормально быть тревожным, потому что: а что вы хотели?!
Каждый второй тревожный клиент считает, что с ним происходит катастрофа, нечто уникальное. Каждый первый — что тревога с ним именно происходит, извне приключается.
Тревожный человек считает, что ему просто не повезло: «Остальные живут, и у них всё хорошо, а я тревожусь». Если же посчитать обращения с тревогой, оказывается, причина обыденна. Скорее уж люди без тревоги находятся в меньшинстве.
С нашим темпом жизни удивительно не-являться тревожным человеком. Мы далеки от природы, её естественных ритмов. Мы наблюдаем смену времён года из окон бетонных коробок. Живём в условиях, которые созданы до нас, и мы в основном пользуемся ими в готовом виде, а не ваяем сами. Мы не включены в жизнь осмысленно и не ощущаем её кончиками пальцев, а себя — творцами. Постоянно торопимся и воспринимаем происходящее по большей части зрительно, плоско. И много наблюдаем вместо того, чтобы участвовать.
Мы волнуемся, когда не хватает денег и... когда снова их не хватает. Для большинства из нас проблема — отсутствие средств, а не цели. Причиной тревоги нередко оказывается привычка всё контролировать: время, финансы и других людей.
Мы сидим онлайн и постоянно контролируем других онлайн. А эти другие всё равно нам не подвластны, что само по себе — условия для перманентного стресса.
Поэтому в современных условиях нормально быть тревожным, потому что: а что вы хотели?!
В современных условиях нормально быть тревожным.
А что вы хотели?!
А что вы хотели?!
Тревожность в моей жизни. Я не люблю, когда вокруг много тревожности, мне трудно испытывать эмпатию к тревожному человеку. Поскольку я убеждена в рукотворности тревоги, тяжело выносить панический беспомощный настрой первых сессий. Тема тревоги — не моя любимая.
Во-первых, я сама росла в затревоженном контексте: родилась в маленьком городе, с ограниченным набором впечатлений. Мне с детства рассказывали о том, как опасен и страшен большой мир, как в любой непонятной ситуации лучше не рисковать. Учили всё перепроверять и не делать резких движений. А ещё я насмотрелась на растерянность и панику.
Вдоволь наслушавшись страшных историй, я и теперь не переношу, когда предупреждают, стращают последствиями, рассказывают, как может быть страшно и жутко. Если тревожности становится слишком много, от невыносимости контекста отчаянно хочется дать леща собеседнику. Я отдаю себе отчёт, что в жизни может случаться всякое, но терпеть не могу, когда состояние опасности культивируют, раздувают и придают ему излишнюю значимость.
Во-вторых, с развитием интернета тема тревожных расстройств стала мейнстримом.
Не стоит ожидать, что тревожные клиенты закончатся, наоборот, с годами их будет больше. Тревожность выросла в мировые масштабы. Она сегодня почти как тема уважения к личности: глупо отрицать личные особенности; вот и невозможно развенчать миф, что тревога — это очень важно и это очень большая проблема.
Люди с интересом находят у себя новые симптомы, козыряют терминологией, назначают себе препараты и делятся полученными ощущениями. Тревожность преподносят на блюде как кулинарный шедевр. Ею оправдывают конфликтность, ею всегда можно прикрыть сопротивление.
В-третьих, тревога тормозит получение нового опыта. А раз нет опыта, то нет и развития. Распространяя свой ограничивающий шлейф, тревога парализует, порабощает, изматывает своего обладателя. Она способна замещать «здоровые клетки» остальные чувства соединительной тканью неопределённостью и неустроенностью. Тревога всегда возникает там, где нет ясности и конкретики, где прямое намерение было подавлено.
Во-первых, я сама росла в затревоженном контексте: родилась в маленьком городе, с ограниченным набором впечатлений. Мне с детства рассказывали о том, как опасен и страшен большой мир, как в любой непонятной ситуации лучше не рисковать. Учили всё перепроверять и не делать резких движений. А ещё я насмотрелась на растерянность и панику.
Вдоволь наслушавшись страшных историй, я и теперь не переношу, когда предупреждают, стращают последствиями, рассказывают, как может быть страшно и жутко. Если тревожности становится слишком много, от невыносимости контекста отчаянно хочется дать леща собеседнику. Я отдаю себе отчёт, что в жизни может случаться всякое, но терпеть не могу, когда состояние опасности культивируют, раздувают и придают ему излишнюю значимость.
Во-вторых, с развитием интернета тема тревожных расстройств стала мейнстримом.
Не стоит ожидать, что тревожные клиенты закончатся, наоборот, с годами их будет больше. Тревожность выросла в мировые масштабы. Она сегодня почти как тема уважения к личности: глупо отрицать личные особенности; вот и невозможно развенчать миф, что тревога — это очень важно и это очень большая проблема.
Люди с интересом находят у себя новые симптомы, козыряют терминологией, назначают себе препараты и делятся полученными ощущениями. Тревожность преподносят на блюде как кулинарный шедевр. Ею оправдывают конфликтность, ею всегда можно прикрыть сопротивление.
В-третьих, тревога тормозит получение нового опыта. А раз нет опыта, то нет и развития. Распространяя свой ограничивающий шлейф, тревога парализует, порабощает, изматывает своего обладателя. Она способна замещать «здоровые клетки» остальные чувства соединительной тканью неопределённостью и неустроенностью. Тревога всегда возникает там, где нет ясности и конкретики, где прямое намерение было подавлено.
Тревожный клиент отдаёт бразды правления своему состоянию и утверждает: оно со мной само случается. Пришедший ожидает эффективности от психотерапевта, к которому прибег как последнему средству. До общения с психотерапевтом он уже много чего перепробовал. Ему непросто признать бесплодность потраченного времени и средств на успокоительные, гадалок и эзотерику. Ведь тревога вначале казалась просто плохим настроением, вот он и «лечился» от тревоги чем придётся и как придётся. И не виноват, что тревожность так разрослась.
Первое время клиент смотрит на психотерапевта с недоверием и как бы берёт его на-слабо: «Ты-то мне поможешь или опять — нет?». Клиента понять можно: он измучился.
Но и психотерапевт — не волшебная палочка.
Терапия тревожных расстройств не бывает краткосрочной. Клиент затревожился не вот сейчас, а длительно способствовал развитию у себя тревожного расстройства.
Терапия — это процесс по описанию сначала границ и масштабов тревоги, связи тревоги с телесностью, затем принятие ответственности за неё и лишь затем — управление ею.
Осознание длительности пути клиенту нелегко принять.
В истории с тревожностью есть и позитивный момент. Люди часто приходят к психотерапевту, сначала диагностировав у себя именно тревожность, после чего на приёме начинается исследование покруче и поглубже. Можно сказать, что это тревога приводит людей в терапию. Спасибо конечно. Без денег не оставят.
Тема тревоги — одна из дверей, войдя в которую люди хотят получить психологическую помощь. Но лично мне бы хотелось, чтобы они шли не за этим...
Первое время клиент смотрит на психотерапевта с недоверием и как бы берёт его на-слабо: «Ты-то мне поможешь или опять — нет?». Клиента понять можно: он измучился.
Но и психотерапевт — не волшебная палочка.
Терапия тревожных расстройств не бывает краткосрочной. Клиент затревожился не вот сейчас, а длительно способствовал развитию у себя тревожного расстройства.
Терапия — это процесс по описанию сначала границ и масштабов тревоги, связи тревоги с телесностью, затем принятие ответственности за неё и лишь затем — управление ею.
Осознание длительности пути клиенту нелегко принять.
В истории с тревожностью есть и позитивный момент. Люди часто приходят к психотерапевту, сначала диагностировав у себя именно тревожность, после чего на приёме начинается исследование покруче и поглубже. Можно сказать, что это тревога приводит людей в терапию. Спасибо конечно. Без денег не оставят.
Тема тревоги — одна из дверей, войдя в которую люди хотят получить психологическую помощь. Но лично мне бы хотелось, чтобы они шли не за этим...
Вектор терапии и терапевтическая позиция. Я редко беру в терапию одновременно больше трёх клиентов с выраженным тревожным запросом, поскольку не представляю себе практики, посвящённой только ему.
В терапии я фокусируюсь не на том, как клиент чувствует свою тревогу: где и как у него зажимает, как он трясётся, что пьёт или какие симптомы испытывает. Я хочу понять, в каких отношениях клиент со своей тревожностью.
На приёме я занимаюсь не смакованием симптомов, а поиском источника возникновения состояния и вторичной выгоды от расстройства, если оно затянулось.
Вместе с клиентом найдя источник этих проблем, клиенту заметно становится лучше. Если же человеку хочется как можно ярче описать свои ощущения, я склонна рассматривать их как подавленный интерес к себе, который тревога постепенно заменила. И строю работу с тревогой на понимании: какое другое чувство он подавляет в жизни?
В терапии я фокусируюсь не на том, как клиент чувствует свою тревогу: где и как у него зажимает, как он трясётся, что пьёт или какие симптомы испытывает. Я хочу понять, в каких отношениях клиент со своей тревожностью.
- К каким специалистам человек обращался, к какому характеру воздействия готов?
- Хочет ли клиент разобраться в сложных хитросплетениях чувств?
- Готов ли брать и пользоваться помощью? Действительно ли избавление от тревоги искомо улучшит качество его жизни?
На приёме я занимаюсь не смакованием симптомов, а поиском источника возникновения состояния и вторичной выгоды от расстройства, если оно затянулось.
Вместе с клиентом найдя источник этих проблем, клиенту заметно становится лучше. Если же человеку хочется как можно ярче описать свои ощущения, я склонна рассматривать их как подавленный интерес к себе, который тревога постепенно заменила. И строю работу с тревогой на понимании: какое другое чувство он подавляет в жизни?
Когда-то на месте, где сейчас тревога, был город-сад... Мечты и планы были продиктованы благими намерениями. Существовали радость, страх, печаль и удовольствие. И были отделимы в сознании так, что человек успевал отрефлексировать опыт. Его жизнь полнилась оттенками различных переживаний.
Пробегая мимо важных из них и пробегая систематически, человек перестал ощущать их по отдельности, остаточные впечатления размылись. Остановленные или подавленные переживания постепенно слились в серое облако тревоги. На фоне тревоги остальные события поблёкли.
Пробегая мимо важных из них и пробегая систематически, человек перестал ощущать их по отдельности, остаточные впечатления размылись. Остановленные или подавленные переживания постепенно слились в серое облако тревоги. На фоне тревоги остальные события поблёкли.
Если каждое чувство — это оттенок, то тревожность — смесь оттенков. Тревожность похожа на серое облако, что совершенно отзывается клиентам, когда я предлагаю её нарисовать. Обсуждая жизнь как череду событий, постепенно становится ясно, какие из них запустили процесс затревоживания и привели к месиву из ощущений. Сначала пропустил чувство возмущения здесь. Потом не отреагировал печаль там... Так, осознавая каждое событие и, соответственно, переживание, мы постепенно понимаем, из каких красок сгустилось облако.
Я строю работу с тревогой на понимании:
какое чувство вы подавляете в жизни?
какое чувство вы подавляете в жизни?
Тревожность как прикрытие. Тревожность может маркировать привычку обманывать себя, выставлять себя кем-то другим. Здесь важно работать над осознанием себя более полным и честным образом.
Вопрос. Есть ли в жизни ситуации, где я вынужден притворяться / приспосабливаться из страха потерять бонусы/ лгать кому то в своём отношении? Должен ли я заботиться о ком-то вопреки неприятию? Улыбаться, хотя мне хочется плакать? Делать хорошую мину при плохой игре? Выполнять роль удобного человека?
Нередко тревога — это подавленный гнев. Ситуация, когда гнев считается плохим чувством.
Вместо того, чтобы заявить о своём возмущении в ситуации конфликта, человек без конца проясняет, задаёт уточняющие вопросы, ведь, по его мнению, коммуникация должна оставаться вежливой. Я знаю случаи, когда злость замещается бесконечным обсуждением и поиском причин чужого поведения. Облегчения это не приносит, ведь человек не заявляет о том, что он давно кипит от возмущения, и не признаётся, что терпение кончилось.
В этом виде защиты злость замещается тревогой.
Замещать злость тревогой очень свойственно женщинам, управляемым общественным мнением, дескать, будьте милыми и удобными. Поэтому в ситуации когда попираются интересы женщин, им нельзя злиться, а вот обсуждать, понимать, входить в положение — тревожиться куда легальнее. Вот они и тревожатся, чтобы потом бегать с нюхательными солями по десятому врачу. С мужчинами сегодня постепенно происходит тоже самое.
Вопрос. Ощущаю ли я к кому-то осуждение, критику, злость, раздражение, которые не могу выразить открыто?
Тревога может маркировать незавершённый процесс, который человек вытеснил, отложил, но в сторону этого процесса продолжает идти энергия намерения. Тревога возникает в том месте, где не совершена работа печали, отпускания.
Вопрос. Есть ли в моей жизни ситуация, которую я не закончил? Дело, которое нужно завершить? Человека, с которым не договорил, или с которым я не простился?
Тревога — это зудящий симптом упущения жизненных возможностей. Этот аспект касается «размера» личности, на который человек может, но не хочет претендовать.
Например, пора повышать квалификацию, опыт, знания, идти на риск, но клиент стереотипно остаётся на месте, хотя бояться бОльших возможностей у него нет никаких оснований. Есть привычка тревожиться, хотя самой тревоги там нет. Есть привычка оставаться в заведомо малом размере. Это похоже на ношение одежды, которая давно жмёт.
Бывает и обратное. Например, свалившиеся на голову большие деньги, связи, к которым человек не готов.
Вопрос. Вынуждаю ли я себя оставаться на привычном месте, хотя я давно созрел для большего? Не приходится ли мне сдерживать свой потенциал, свои аппетиты, хотя я мог бы изменить свою жизнь, даже бы и кардинально?
Тревога может выступать маркером вины. Совершил, но не покаялся. Попытался забыть и вычеркнуть из памяти то, что волнует.
Вопрос. Может быть, я перед кем-то не извинился, не признал свою вину?
Или наоборот, не сказал хорошее, не признался в чувствах, упустил момент?
Вопрос. Есть ли в жизни ситуации, где я вынужден притворяться / приспосабливаться из страха потерять бонусы/ лгать кому то в своём отношении? Должен ли я заботиться о ком-то вопреки неприятию? Улыбаться, хотя мне хочется плакать? Делать хорошую мину при плохой игре? Выполнять роль удобного человека?
Нередко тревога — это подавленный гнев. Ситуация, когда гнев считается плохим чувством.
Вместо того, чтобы заявить о своём возмущении в ситуации конфликта, человек без конца проясняет, задаёт уточняющие вопросы, ведь, по его мнению, коммуникация должна оставаться вежливой. Я знаю случаи, когда злость замещается бесконечным обсуждением и поиском причин чужого поведения. Облегчения это не приносит, ведь человек не заявляет о том, что он давно кипит от возмущения, и не признаётся, что терпение кончилось.
В этом виде защиты злость замещается тревогой.
Замещать злость тревогой очень свойственно женщинам, управляемым общественным мнением, дескать, будьте милыми и удобными. Поэтому в ситуации когда попираются интересы женщин, им нельзя злиться, а вот обсуждать, понимать, входить в положение — тревожиться куда легальнее. Вот они и тревожатся, чтобы потом бегать с нюхательными солями по десятому врачу. С мужчинами сегодня постепенно происходит тоже самое.
Вопрос. Ощущаю ли я к кому-то осуждение, критику, злость, раздражение, которые не могу выразить открыто?
Тревога может маркировать незавершённый процесс, который человек вытеснил, отложил, но в сторону этого процесса продолжает идти энергия намерения. Тревога возникает в том месте, где не совершена работа печали, отпускания.
Вопрос. Есть ли в моей жизни ситуация, которую я не закончил? Дело, которое нужно завершить? Человека, с которым не договорил, или с которым я не простился?
Тревога — это зудящий симптом упущения жизненных возможностей. Этот аспект касается «размера» личности, на который человек может, но не хочет претендовать.
Например, пора повышать квалификацию, опыт, знания, идти на риск, но клиент стереотипно остаётся на месте, хотя бояться бОльших возможностей у него нет никаких оснований. Есть привычка тревожиться, хотя самой тревоги там нет. Есть привычка оставаться в заведомо малом размере. Это похоже на ношение одежды, которая давно жмёт.
Бывает и обратное. Например, свалившиеся на голову большие деньги, связи, к которым человек не готов.
Вопрос. Вынуждаю ли я себя оставаться на привычном месте, хотя я давно созрел для большего? Не приходится ли мне сдерживать свой потенциал, свои аппетиты, хотя я мог бы изменить свою жизнь, даже бы и кардинально?
Тревога может выступать маркером вины. Совершил, но не покаялся. Попытался забыть и вычеркнуть из памяти то, что волнует.
Вопрос. Может быть, я перед кем-то не извинился, не признал свою вину?
Или наоборот, не сказал хорошее, не признался в чувствах, упустил момент?
Тревожность и ответственность. Своё состояние тревожный клиент часто объясняет тем, что он просто ответственный. Да, он берёт ответственность. Только там, где не надо. А где надо — не берёт. Тревоги много потому, что взятая ответственность — чужая.
Например, клиенту кажется, что он отвечает за близких, поэтому так измотался. На самом деле окружение не хочет и не будет жить так, как ему хочется. Он сам создаёт свою тревогу, поскольку не отвечает за них, а пытается установить над ними контроль. Чужая жизнь никому не под силу. Здесь целесообразнее говорить о бессилии, которое клиент игнорирует, которое и запускает тревожный круг.
Вместо того, чтобы делать свои дела, отвечать на свои вызовы, клиент занят чужой жизнью.
Чтобы снизить тревогу, ему нужно перестать глазами жить чужую жизнь.
Вместо контроля окружающих — сделать отложенный звонок / запись к врачу/ проект — для себя, ради себя и давно. Чтобы, увлёкшись получением собственного опыта, с удивлением обнаружить, как тревога ушла, уступив место тому чувству, которое мы искали.
Например, клиенту кажется, что он отвечает за близких, поэтому так измотался. На самом деле окружение не хочет и не будет жить так, как ему хочется. Он сам создаёт свою тревогу, поскольку не отвечает за них, а пытается установить над ними контроль. Чужая жизнь никому не под силу. Здесь целесообразнее говорить о бессилии, которое клиент игнорирует, которое и запускает тревожный круг.
Вместо того, чтобы делать свои дела, отвечать на свои вызовы, клиент занят чужой жизнью.
Чтобы снизить тревогу, ему нужно перестать глазами жить чужую жизнь.
Вместо контроля окружающих — сделать отложенный звонок / запись к врачу/ проект — для себя, ради себя и давно. Чтобы, увлёкшись получением собственного опыта, с удивлением обнаружить, как тревога ушла, уступив место тому чувству, которое мы искали.
